— Фёдор Александрович! — окликнула Настенька.

Петров обернулся и, увидев Настю, расставил руки и загородил ей дорогу. Он улыбался — видно, рад был её встретить.

— Ой, Фёдор Александрович! — Настенька еле переводила дух. — Радость-то какая: Сергей Алексеевич вернулся. Ой, я спешу, опаздываю. Придёте домой, всё узнаете.

— Подождите, подождите, Настенька, кто вернулся?

— Бодров. Ольги Андреевны муж. Да вы поезжайте домой! — Настенька не могла задерживаться ни минуточки.

Фёдор Александрович бежал вместе с ней. Он уже не улыбался.

— Как же быть? — говорил он с тревогой. — Я вылетаю в командировку, очень далеко, не знаю на сколько. Даже за вещами заехать не могу. Настенька, вы передайте, слушайте. Я даже не смогу написать, я…

К перрону подошёл поезд. Настенька и Фёдор Александрович бросились к распахнувшимся дверцам. Как всегда бывает при входе, пассажиры потолкались, но все вошли. Настенька обернулась и увидела, что Фёдор Александрович остался на платформе. Она стала ему махать варежкой и спрашивать глазами, показывала палец, что значило: «Первого? Первого вернётесь?» Но Петров только с досадой махнул в ответ. Поезд тронулся и помчался в тёмный туннель.

К Новому году Петров не вернулся. В его комнате Миша налаживал проигрыватель. Пол в комнате блестел, как зеркало, потому что Генка натирал под музыку. Он танцевал со щёткой, потом с суконкой, пока не переиграли все пластинки.

Тётя Маша дала своим мужчинам строгий наказ — сходить в баню. Все были в сборе. А где же Макар?

— Не будем ждать, пусть с грязной шеей Новый год встречает, — сказал Степан Егорович и пошёл в баню с Мишей и Генкой.

Новогодний вечер. Небо было ещё синим, и синим казался снег. Но в окнах один за другим зажигались огни.

Зажигались огни! Прошлый Новый год приходил в темноте. Город встречал его с затемнёнными окнами и пригашенными фонарями. По радио передавались сводки Информбюро. А теперь это всё позади.

Огни! Огни! Весь город сверкал огнями праздника. В этот вечер все спешат, и непременно кто-то что-то не успевает. Прохожие на улице обгоняют друг друга. В магазинах почти всем некогда. Усатый дядя очень торопится — ему нужна только одна бутылка вина. Маленькая девочка должна непременно купить блестящий шарик. Девушка в голубой пуховой шапочке старается пробраться к прилавку. Чулки! Новые чулки по третьему промтоварному талону — без них она пропала! Девушка выбила чек, и наконец чулки у неё в руках.

Теперь скорее домой. Кто эта девушка в голубой шапочке? Настенька? Ну конечно, Настенька!

Если у человека было одно желание и оно исполнилось, непременно появляется другое. Теперь Настенька решила достать духи — духи «Ландыш», пусть хоть самый маленький флакончик.

И снова мелькает её голубая шапочка.

Наконец-то она взбегает на крыльцо своего дома.

— Не ругай меня, мамочка!..

Тётя Маша печёт пироги. Ей жарко. Начинка вся, а тесто всё поднимается.

— И куда ты столько поставила, мама? — удивляется Настя.

— А народу-то нас сколько? — говорит тётя Маша. — Перепечём, успеем. Времени ещё много. Раздевайся да помогай!

А Бодровым времени мало. Они втроём выбирают ёлку.

— Надо было раньше, — говорит Ольга Андреевна и оглядывает ряд пожелтевших длинноногих ёлок.

Алёше ёлки кажутся великолепными.

— Мама! Ты смотри, какая мохнатенькая! — кричит он. — А снизу папа подрежет. Папа!

Папы нет. Он уже в другом конце базара, около грузовика, на котором привезли свежие ёлки.

— Ну как? — спрашивает папа, и Алёша с мамой обходят вокруг густой красавицы.

Папа несёт её на плече. Он идёт прямо по мостовой, а рядом, по тротуару, Алёша везёт пустые санки.

Все спешат, все торопятся…

Не спешит только один Макар. С тоской смотрит он на корыто, которое стоит посреди кухни.

— Ну что же ты, заснул, что ли? — кричит на него тётя Маша. — Садись скорее, а то народ скоро придёт, как мне тебя тогда мыть.

— Давай завтра, — говорит Макар.

Тётя Маша засучила рукава и взяла мочалку. Макар понял, что сопротивляться бесполезно.

Когда Настя, вздрогнув, обернулась на крик тёти Маши, то сама закричала ещё громче. Перед ними стоял голый Макар весь в чёрно-синих узорах.

— Что это? — наконец выговорила тётя Маша.

— Эмблема.

На спине у Макара был тёмно-фиолетовый череп, от шеи до поясницы шли гирлянды из непонятных листьев. А на груди красовался меч, вокруг которого обвивалась змея.

— Господи! Что же с тобой теперь делать?

Настя отстранила мать и стала тереть Макара мочалкой. Намыливала и приговаривала:

— «Эмблема»! Чем ты намазался, дурачина? Так заражение крови получить можно. Татуировщик несчастный!

Макар молчал.

Сколько трудов было положено, чтобы достичь такой красоты! Сначала надо было перевести рисунок на газету, потом лежать не шевелясь, чтобы как следует отпечаталось. А теперь всё пропало.

Когда Бодровы пришли с ёлкой, Макар, уже вымытый, сидел за столом и помогал тёте Маше тереть хрен. Помогать он вызвался сам, чтобы все думали, что он плачет от хрена.

Новогодний сюрприз

Гуркины обещали приехать пораньше, но пошёл одиннадцатый час, а их всё не было.

— Ну, если из них кто-нибудь заболел, тогда причина уважительная, а если так канителятся, то куда же это годится, — досадовал Степан Егорович.

— Небось Татьяна Лукинична всё принаряжается, — вторила ему Настенька.

Гуркины, наверное, чувствовали, что их пробирают. Когда наконец без двадцати одиннадцать они появились, то сразу стали оправдываться. Виновата была совсем не Татьяна Лукинична.

— Я в семь часов вечера была совсем готова, а он канителился, канителился. У меня всё терпение лопнуло. Уж я решила ехать одна.

Татьяна Лукинична даже не глядела на Анатолия Павловича. Она разделась и пошла с тётей Машей смотреть праздничный стол. И Анатолий Павлович, пользуясь её отсутствием, стал излагать причину их опоздания.

Он поставил на стул небольшой чемоданчик и сказал:

— Прошу внимания! Я, друзья, решил, что нам должно быть сегодня необыкновенно весело, и вот здесь… — Он даже постучал по чемоданчику. — Здесь новогодний сюрприз! Он-то нас и задержал.

Конечно, всем не терпелось поскорее посмотреть, что же там у него в чемодане.

Но Анатолий Павлович сказал:

— Позвольте! Позвольте! Я должен подготовиться и преподнести его в торжественной обстановке.

Когда все сели за стол, Анатолий Павлович попросил соблюдать абсолютную тишину. Тишина наступила, замолчала даже Татьяна Лукинична.

— Друзья! — произнёс Анатолий Павлович торжественно. — Перед вами не я, нет, перед вами не Гуркин Анатолий Павлович, старый ворчун и строгий математик. Перед вами весёлый фокусник, маг и волшебник. Каждый из вас должен загадать одно самое заветное желание. И оно непременно исполнится. Загадали?

Все сидели молча и улыбались. Алёша просто глаз не сводил с чемодана. Он даже не мог придумать никакого желания. А все остальные, конечно, загадали. Ещё бы не загадать желание, которое непременно исполнится!

Анатолий Павлович делал руками какие-то таинственные пассы. Наконец он сосчитал:

— Раз, два, три!

Щёлкнул замок, и чемодан открылся.

Улыбка исчезла с лица Гуркина.

— Таня, — сказал он, — Танечка! Я взял не тот чемодан.

Сюрприза не получилось, но всё равно все были довольны и смеялись.

— Нет, это здорово! Это замечательно! — не переставая смеяться, кричал Алёшин папа.

— Анатолий Павлович, голубчик! Это же двойной фокус получился! Ей-богу, здорово!

Алёша ещё надеялся, что, может быть, что-то ещё произойдёт. Он пытался заглянуть в чемодан. И когда это ему удалось, то оказалось, что в чемодане ничего нет, кроме старых ботинок.